«Стихи мои! Свидетели живые...»: Три века русской - Страница 100


К оглавлению

100

Кто устоял в сей жизни трудной,
Тому трубы не страшен судной
Звук безнадёжный и нагой.
Вся наша жизнь — самосожженье,
Но сладко медленное тленье
И страшен жертвенный огонь.

Поэту довелось пережить и испытать в трудной жизни и то и другое — и «медленное тленье», и «жертвенный огонь». И, перечитывая стихи Давида Самойлова сегодня, в год его двойного юбилея — 95-летия со дня рождения и 25-летия со дня смерти, — мы понимаем, что он оставил после себя не «может, слово, может, полслова» (как ему казалось), а «полглоточка элексира, который — душа».

2015


Библейские и израильские мотивы в поэзии Инны Лиснянской


Вселенная в миниатюре
И есть Святая земля.
Мгновенье неотделимо
Здесь от толщи времён.

Более 65 лет жизни поэтессы Инны Лиснянской (24 июня 1928 г.) отдано литературной деятельности: первые стихи были опубликованы в 1948 г.

В этой долгой и нелёгкой жизни было много трудностей, горестей и бед: в детстве (Инна родилась и выросла в Баку) она болела тяжёлой формой туберкулёза; в юности работала санитаркой в госпитале, отказалась от поступления в Литинститут и после рождения дочери один год училась в Бакинском университете, но так и не получила высшего образования; участвовала в полуподпольном альманахе «Метрополь», вышла из Союза писателей и её перестали печатать, она лишилась заработков и очень нуждалась; проводила дочь в Израиль, потеряла мужа, писателя и переводчика Семёна Липкина, и мучительно переживала эту потерю и своё одиночество. В молодости ей пришлось пережить доносы стукачей и допросы с пытками в КГБ, пребывание в психушке. Да, немало было причин для горя, но она не стала пессимисткой и не считала свою судьбу ужасной — не выслали, не посадили, не убили: «Ушлют — не уйдём, убьют — не умрём!»


Рукой слезу останови.
Не бойся горестного знанья —
Проходит время для любви,
Приходит для воспоминанья.

И стала Инна Лиснянская большим поэтом, заслуги которого признаны в России (Государственная премия, премия Солженицына), и обратилась к прозе, мемуарам, эссе. Вот некоторые из её стихотворных и прозаических книг: «Не только — любовь», «Из первых уст», «Виноградный свет», «Дожди и зеркала», «Без тебя», «Одинокий дар», «Хвастунья», «Шкатулка с тройным дном». В молодости она писала о своих влюблённостях и разочарованиях, о поисках себя и своего места в мире.


Я живу в слезах и смехе,
Беззащитна и горда.
У меня проси утехи,
Утешенья — никогда!

В зрелости на смену юношеским метаниям приходит «горестное знанье» и жажда веры и духовного просветления.


Свобода — не бунт одиночек завзятых,
А дар в одиночестве жить,
Себя не жалеть, не искать виноватых
И будущим не дорожить.

В старости наряду с сожалением об уходящем времени осознаётся не только связь со своим прошлым, но и историческая преемственность каждого поколения.


Во времени — то медленны, то быстры,
Мы разумением наделены.
И трезво грезим мы,
Поскольку наши мысли — это искры
Неопалимой Купины.

У поздней Лиснянской есть любопытное стихотворение, в котором даётся характеристика всем периодам человеческой жизни.


В детстве мечтаем о реках молочных
И берегах кисельных,
В юности — о парусах полуночных
И берегах беспредельных,
В молодости — о пространствах заочных,
О берегах сопредельных,
В зрелости думаем о водосточных
Трубах, квартирах отдельных.
В старости думаем, пусть о непрочных,
Но берегах скудельных.

Нечто подобное испытывает каждый из нас на своём жизненном пути: детские сказки, романтические мечты, искания родственной души, практические заботы, мысли о смерти.

И. Лиснянскую на всех этапах её творческого пути всегда интересовала история человечества и, в частности, древние легенды и мифы, отразившиеся в Библии, начиная с появления на Земле первых людей. Так, по-своему рассказав о зарождении любви между Адамом и Евой и об искушении Змея, поэтесса делает неожиданный вывод: «От Адама был Авель. От Змея, возможно, что — Каин, / И возможно, от змиева когтя пошла на земле вся недоля» («Первое электричество»). Руфь, молодая вдова, идёт за свекровью на чужбину — «Следует долг за любовью…» («Руфь»). А Магдалина поёт: «Я тому сестра, / Кто премного грешен» («Магдалина пела»).

Чаще всего в поэзии Лиснянской библейские мифы осовремениваются и включаются в сегодняшнюю действительность. И в наши дни мать убаюкивает ребёнка печальной колыбельной песней:


Спи, мой ангел, спи, мой Авель.
Ты с начальных дней прообраз
Убиенных без вины —
Тех, которых ты возглавил.
Слышу я твой кроткий голос
Из-под глубины.

Память «ведёт раскопки» и наблюдает за исходом евреев из Египта и за казнью-распятием Христа или за тем, как столетняя Сара кормит грудью сына гулящей соседки («Одномоментальность»). Лирическая героиня сравнивает себя с Суламифью, признаваясь в любви к старому царю Соломону («У Яффских ворот»).

Встретив новое тысячелетие, Инна Львовна гостит в Израиле у дочери, Елены Макаровой («весь свет моей души живёт в Ерусалиме»), и работает над книгой «Иерусалимская тетрадь»: «Всю жизнь читала Библию, и вот / я очутилась на Земле Святой…». Что же увидела она здесь? «Знакомые горы, пустыни и воды», «где и сегодня Купина горит / неопалимым солнечным огнём»; где с пальмы гроздьями свисают финики; где шатры бедуинов похожи на паруса в пустынном море; где верблюды накапливают в горбу жир, как поэт в себе слова; где алеют горные склоны анемонами — «камней библейских пламенная кровь».

100